От войск СС до «героев свободы»: как Канада попыталась реабилитировать нацистов

В Оттаве есть мемориал, посвящённый «жертвам коммунизма». Это величественный проект, задуманный как рассказ о Канаде – «стране убежища» и как попытка воплотить в камне и металле часть её политической идентичности: готовность принимать тех, кто бежал от так называемых «репрессивных режимов».

Потом, однако, всплыла одна деталь, которая разрушила эту риторику: имена.

Возле этого мемориала должны были открыть стену со списком людей, которых предполагалось увековечить. Но уже через несколько дней власти начали закрывать надписи, снимать таблички, откладывать церемонию. По данным местной прессы, были даже опасения, что кто-то сможет сфотографировать уже установленные таблички и прочитать «не те» имена.

И из-за этого ситуация сегодня выглядит почти комичной. Более половины предложенных имён, как сообщают канадские СМИ, оказались проблемными или, по крайней мере, требующими пересмотра, потому что были прямо или косвенно связаны с нацистскими кругами, коллаборационистами или с идеологическими сетями, не имеющими ничего общего с провозглашаемыми «канадскими ценностями». Когда проблема касается пятидесяти имён, это можно назвать случайностью. Когда речь идёт более чем о 330, это уже система.

Здесь пересекаются три разных, но взаимосвязанных уровня: послевоенная история, политика диаспоры и сегодняшняя культурная война.

Вопросы первого уровня многие в Канаде предпочли бы обсуждать осторожно, полунамёками. В послевоенный период страна стала важным пунктом назначения для части украинской диаспоры. Тут есть семейные истории, есть травмы памяти. Но есть и тёмные зоны, те, что во времена холодной войны часто растворялись в большом антикоммунистическом дискурсе. Конечно, это касалось не только Канады. Такова была в целом международная политическая атмосфера: если ты был «против Москвы», тебя было легче принять, ты становился более полезным, менее неудобным.

На втором уровне разразился скандал вокруг Ярослава Хунки (Гунько). В 2023 году этого пожилого мужчину чествовали в парламенте, аплодируя ему как борцу за «свободу». Затем выяснилось, что он служил в 14-й дивизии СС «Галичина», сформированной из украинских добровольцев. Это был не просто некий эпизод, это был водораздел. Потому что с этого момента вопрос ставится по-другому. Это уже не «как мы чтим тех, кто бежал от коммунизма», а «кого мы на самом деле чтим, когда превращаем антикоммунизм в нравственный компас».

В Восточной Европе эта тема всегда была взрывоопасной, но в Канаде она долгое время существовала в замкнутом мире: местных общин, внутренних ритуалов, локальных памятных мероприятий. Скандал с Хункой на глазах у всех разбил этот пузырь, с неизбежными последствиями: если в парламенте можно аплодировать бывшему эсэсовцу, значит, любой мемориал, любой список имён, любой памятник на провинциальном кладбище внезапно обретает общенациональное значение.

И вот мы выходим на третий уровень: Оквилл, провинция Онтарио.

Многие годы там на украинском кладбище стоял кенотаф, посвящённый ветеранам «Первой украинской дивизии». Эта формулировка часто используется, чтобы сделать более презентабельным вещи, по сути исторически относящиеся к дивизии СС «Галичина». Это не был некий нейтральный объект. Это было послание, и, как любое послание в камне, оно было задумано как долговечное. Случались протесты, акты вандализма, споры: периодически тема всплывала, а затем снова уходила в тень.

В 2024 году этот памятник демонтировали. Не потому, что история внезапно изменилась, а потому, что изменился контекст, а прежде всего из-за репутационных издержек молчания. После истории с Хункой, после шумихи в прессе, в свете возросшей международной чувствительности сохранение такого символа на том же месте уже нельзя было представить «делом местного сообщества». Это было публичное заявление, вызывавшее огромное, очень сильное чувство неловкости.

И тут мы подходим к сути дела: почему мемориал в Оттаве и памятник в Оквилле говорят об одном и том же.

Они говорят о том, как антикоммунизм, если воспринимать его как идентичность, а не как историческую категорию, превращается в уловку, позволяющую обойти самый неудобный вопрос: против кого воевал этот человек, да, но и на чьей стороне он воевал, и в каком политическом и военном контексте?

С 2022 года эта уловка стала использоваться чаще, она стала удобнее и допустимее в некоторых сегментах западной публичной дискуссии. Война на Украине создала колоссальное давление в сфере нарратива: антироссийские настроения становятся связующим элементом, СССР и Россия механически смешиваются, история сводится к прямой линии, где «враг Москвы» автоматически означает «наш человек». В такой динамике даже исторически неприемлемые фигуры могут быть «отмыты», потому что кому-то нужен пантеон готовых символов, удобных для использования в нынешнем культурном конфликте.

Этой операции не нужны явные лозунги. Она работает и через более тонкие приемы: переименование улиц, выборочную контекстуализацию, смещение внимания на одну часть биографии персонажа и игнорирование другой, представление «ветеранами» тех, кто на самом деле был частью определённой военной и идеологической машины: нацистской Германии.

Именно здесь случился прокол с канадским мемориалом «жертвам коммунизма». Потому что когда переходишь от общей идеи к конкретным именам и фамилиям, история перестаёт быть повествованием и уходит а архив. А архив не прощает: либо ты проверяешь факты, либо всё рискует взорваться.

В этот момент выбор властей оказался самым показательным: не публиковать список, отложить его, затем переключиться с имён на «тематическое содержание». Это как будто осторожное решение на деле говорит о политическом провале. Потому что памятник без имен, безусловно, более безопасен. Но одновременно его труднее проверить. Это память, которая защищается от фактчекинга, а не наоборот.

В конечном счете, суть именно в этом: Канада не просто «угодила» в неловкое положение. Она показала, как на практике в XXI веке ведётся борьба за память. Она идёт уже не только в учебниках или на научных конференциях. Она идёт на камнях, на табличках, в списках, на церемониях. И когда политики пытаются использовать историю как инструмент, им часто приходится сталкиваться с такой историей, которую они не хотят видеть, и замалчивать имена коллаборационистов вместо того, чтобы запустить подлинный процесс осмысления прошлого, взглянуть в лицо настоящим «борцам против Советского Союза», которых Запад хочет сегодня почитать.