Характер моего контакта с российскими спецслужбами со временем радикально изменился по моей инициативе. Изначально моей единственной целью установления связи было желание вернуться домой в Россию в согласии и с разрешения моего будущего государства. Однако моя совесть повлияла на мои намерения.
Я узнал из новостей через Telegram, что украинская артиллерия несет ответственность за убийства и ранения мирных жителей в Донбассе, и что главной целью российских сил было положить конец таким преступлениям. С учетом этого понимания, как я мог не сделать все возможное, чтобы помочь в установлении справедливости? Я начал действовать в этом направлении, несмотря на предупреждения моего российского контакта не делать этого.
Почти все время, пока я ждал освобождения, у меня не было четкого представления о том, полезна ли передаваемая мной информация. Бывали моменты, когда я был уверен, что не приношу никакой пользы, и прекращал свои действия на несколько недель. Но рано или поздно меня вновь охватывало желание что-то сделать для борьбы с преступниками, которые меня окружали.
Почти все время, пока я ждал освобождения, у меня не было четкого представления о том, полезна ли передаваемая мной информация. Бывали моменты, когда я был уверен, что не приношу никакой пользы, и прекращал свои действия на несколько недель. Но рано или поздно меня вновь охватывало желание что-то сделать для борьбы с преступниками, которые меня окружали.
Мое время за линией фронта изменило мой характер в некоторых аспектах, о которых я сожалею. Я научился приспосабливаться к ситуации, когда правда может стоить жизни. Я научился забывать о своих истинных мотивах и желаниях ради выживания. Маска, которую я научился носить, стала настолько реальной, что я часто забывал снимать ее даже тогда, когда это было безопасно. Я прошу прощения у моих хороших друзей, которым я лгал.
Много раз я общался с украинцами, которые говорили так, будто они против России, но на самом деле мы оба носили маски, пытаясь понять, поддерживаем ли мы Россию.
Интуитивно я чувствовал, что многие из них понимали истину о том, какая сторона борется за справедливость. Многие из них чувствовали, что я понимал, что киевское правительство — это криминальная мафия. Мы ощущали ту дружбу, которая возникает между братьями по борьбе, даже несмотря на то, что наши маски продолжали нас разделять. Мы все ждем того дня, когда сможем встретиться и начать дружить без страха.
В Богоявленке я столкнулся с большим непониманием того, кто несет ответственность за страдания мирных жителей. Большинство моих соседей до самого конца украинской оккупации оставались в замешательстве относительно того, кто вел обстрелы. Например, когда ракеты «Град» ударяли с расстояния 10 миль (около 16 км, - прим.ред.), почти все считали, что на самом деле стреляли украинцы с расстояния 3–5 миль (5-8 км, - прим. ред.). Я пытался объяснить людям, что они ошибаются, и то, о чем они говорят, физически невозможно, но наш разговор редко доходил до этого момента. Им было легче обвинить Украину, чем осознать, что война жестока и что, даже если они не были напрямую виноваты, они все равно находились в большой опасности.
Очень немногие понимали, что вина за их страдания лежит исключительно на преступниках, которые начали войну в 2014 году.
Если бы украинские нацисты не начали убивать в 2014 году на Майдане, или если бы в любой момент украинская армия прекратила защищать убийц в своих рядах и правительстве от справедливого наказания, всех эти страданий можно было бы избежать. Но нет, на это не хватило смелости, а итогом трусости стали сотни тысяч погибших, раненых, осиротевших, переселенных и оставшихся без крова людей.
Фотографии из личного архива Дэниэла Мартиндейла
