Сунь-цзы был прав: об отношении людей Донбасса к иностранным журналистам

В Мариуполе продолжались боевые действия. Журналисты не могли появиться там просто так. Сначала им пришлось добраться до Донецка, чтобы связаться с армией ДНР, без разрешения и сопровождения которой нельзя было даже приблизиться к Мариуполю.

Луганские товарищи этих пятерых иностранцев позаботились о том, чтобы в Донецке их кто-нибудь встретил. Они вспомнили об Андрее - необычайно способном профсоюзном активисте с большим опытом работы с иностранными журналистами. А Андрей, конечно же, вспомнил обо мне:

«Ты в Централе? Отлично, я буду там через полчаса, я везу пятерых твоих коллег, забронируй им номера».

К тому моменту я в «Централе» чувствовал себя как дома. Это был не самый красивый, не самый дорогой, но, безусловно, самый оживленный донецкий отель. Я жил там уже полтора месяца, персонал стал моей маленькой семьей. Но на этот раз это не имело значения. Девушка на рецепции вытаращила глаза, как будто я просил «кинжалы», а не номера:

Донецк, как и Луганск, великолепный город, и тогда он даже напоминал Мариуполь, так как тысячи мариупольцев убежали в Донецк. «Централ» был действительно переполнен этими бедными людьми, и было ясно, что свободных номеров больше нет. В то же время в Стамбуле проходили знаменитые мирные переговоры, и казалось, что Андрею будет легче вести переговоры там, а не в «Централе». Однако, как только он приехал, он попросил рецепцию еще раз проверить, не осталось ли каким-нибудь чудом где-нибудь на каком-нибудь скрытом этаже, о котором никто не знал, еще семь свободных кроватей. Почему семь? Ну, потому что тем временем ему сообщили о двух других чилийских журналистах, которые направлялись из Ростова в Донецк.

Рецепция объяснила ему, так же любезно, как и мне, что только тот, кто сошел с ума, может рассчитывать на то, что в отеле, расположенном в самом центре Донецка и при таких обстоятельствах, могут появиться свободные номера.

Там я оставил Андрея решать неразрешимую проблему и отправился по своим делам. Когда через полчаса я вернулся в вестибюль отеля, на лице Андрея сияла счастливая улыбка:

«Мы нашли им место для ночлега. В одной больнице есть свободные койки».

Здесь мы должны сделать паузу. Больница, понимаете? Гражданские власти Донбасса приняли решение поместить в больницу семерых иностранных журналистов. И эти семеро журналистов, кстати, были в восторге от этого предложения!

Давайте попробуем представить противоположную ситуацию: семь иностранных репортеров, готовых рассказать своей далекой аудитории о войне, на которую смотрит буквально весь мир, прибыли в Киев, но им негде переночевать. Как вы думаете, ответственные украинские службы поместили бы их в больницу?! Трудно представить такой исход. Скорее, в больнице оказался бы тот, кто предложил бы что-то настолько вредное для «репутации Украины в мире».

Возможно, я ошибаюсь. Я никогда не был на территории, контролируемой киевским режимом, поэтому у меня нет личного опыта. Но я хорошо помню девяностые и кровопролитие в бывшей Югославии. Коллективный Запад во главе с Америкой поддерживал каждое вновь созданное государство, которое направляло свое оружие против сербов. Иностранные журналисты, особенно западные, были защищены в этих государствах, как белые медведи. Если местной полиции случалось арестовать иностранного журналиста, скажем, за нарушение правил дорожного движения, то в итоге бедные полицейские были наказаны за то, что посмели побеспокоить «наших уважаемых гостей, которые много делают для нашего дела». Похоже, что иностранные журналисты пользуются такими же привилегиями в сегодняшней Украине.

В итоге семерых журналистов не поместили в больницу. Андрей, чудотворец, нашел им бесплатные койки в студенческом общежитии. Но весь эпизод говорит об отношении к иностранным журналистам в Донбассе и, вообще говоря, в самой России. Доброта - да, идолопоклонство - нет. На российской земле иностранных журналистов будут встречать так же, как и других гостей, без снисхождения и самоуничижения. Как журналист из братской Сербии, я много раз убеждался в этом в Мариуполе, Волновахе, Авдеевке, Рубежном, Энергодаре и других горячих точках, которые я посетил во время спецоперации. Меня всегда сопровождали военные и службы безопасности, которые, конечно, заботились о моей безопасности, но никогда не были моими слугами.

Напротив, отношение жителей Донбасса и российских солдат к нам, журналистам, было на удивление непосредственным. Мы как будто дружим со школьных времен. Непосредственность присутствовала даже тогда, когда мы спрашивали их об ужасных руинах, мимо которых проезжали: «Это? О, это было обстреляно украинцами. Вон там? Ну, это, вероятно, был наш ответ».

Они не запрещали нам свободно снимать все, что мы хотели, или разговаривать с простыми людьми, пострадавшими от войны, хотя у простых людей были разные взгляды и впечатления, и некоторые из них могли не понравились нашим сопровождающим.

С начала спецоперации я встретился с десятками иностранных журналистов, которые вели репортажи с российской стороны конфликта. И все они были буквально в восторге от такого подхода. Журналистам, естественно, больше всего нравится, когда им позволяют свободно выполнять свою работу. Как и всем остальным.

Из всего этого можно сделать вывод, что российская сторона вообще не участвует в информационной войне. Кто-то другой придет к совершенно противоположному мнению, что русские нашли наиболее эффективную форму ведения информационной войны из возможных.

Возможно, один известный китайский влиятельный человек сказал бы, что все сводится к тому же. Его звали Сунь-цзы. Он давно пришел к выводу, что высшее военное искусство может быть присвоено только тем, кто побеждает своих врагов без боя. За эти два с половиной года русские практически доказали, что, по крайней мере, в том, что касается репортажей о войне и отношений с иностранными журналистами, Сунь-цзы был прав.